Война началась для них по-разному: одна праздновала день рождения, другая бросила дом и бежала в Литву из оккупированного российскими войсками Бердянска, третья прилетела в отпуск за два дня до начала войны и осталась в Вильнюсе.Ольга Кибец, Ольга Циганкова и Оксана Дума – три разные женщины, три истории жизни сквозь терни в эмиграции. В их рассказах — шок первых дней, боль разлуки с семьей и тяжелые воспоминания об эвакуации. Но главной темой, объединяющей три судьбы, стала неожиданная для наших героинь теплота и поддержка, которую они получили в Литве. Это история о том, как в хаосе войны и неопределенности чужая страна становится близкой благодаря людям.
За два дня до полномасштабной войны Оксана прилетела в Вильнюс на неделю – отдохнуть и сходить в музеи. Отдых закончился как только она узнала, что Россия начала наносить удары ракетами и бомбами по мирным украинским городам. История Оксаны это свидетельство того, как перед лицом войны и неопределенности можно найти в себе силы не только адаптироваться к новой стране, но и стать дипломатом представляющим культуру своей Родины, создавая проекты, которые разрушают стереотипы и строят мосты взаимопонимания. Оксана Дума рассказывает о психологическом шоке первых дней войны, неожиданном очаровании Литвы, создании уникальной художественной коллекции.
Как вы оказались в Литве?
Я приехала в Литву на неделю в отпуск отдохнуть, посмотреть новый город, походить по музеям, развеяться. Это было за два дня до начала войны, и, конечно, я ничего подобного не ожидала. В Киеве в тот момент было очень напряженно, ощущалось огромное давление. Как будто перед грозой. В новостях громко обсуждали, что за один день из Украины вылетело множество частных самолетов. Это была очень серьезная новость. Транспорта на улицах стало меньше, напряжение буквально витало в воздухе.
Но, знаете, это как герои Ремарка, которые в свое время не могли поверить, что посреди Европы может начаться война. Я чувствовала себя примерно так же. Я не могла поверить, что можно убивать людей, особенно в таких масштабах. Что Россия, соседняя с Украиной страна будет заниматься не только политическим давлением, но и начнет нас украинцев, убивать. Несмотря на все рациональные доводы, указывавшие на высокий шанс войны, поверить в это было невозможно.
Война заставила вас задуматься о переезде?
Оставаться я не собиралась. Я планировала вернуться, потому что у меня была работа, учеба, были планы на жизнь. А получилось так, что я приехала за два дня до вторжения и поняла, что возвращаться мне уже некуда. Меньше всего мне хотелось, чтобы мой дом взорвали вместе со мной. Нужно было что-то с этим делать.
У вас есть друзья или знакомые, которые ушли на фронт?
Да, есть. Некоторые живы, некоторые уже погибли.
Какой момент был для вас самым трудным? Когда вы поняли, что возвращаться опасно, или когда принимали решение, что делать дальше и оставаться ли в Литве?
У Вильнюса есть слоган: „Unexpectedly amazing” – „Неожиданно прекрасный” Для меня это сработало именно так. Раньше я никогда всерьез не относилась к странам из постсоветского лагеря. Я из Киева и думала: „Что я там не видела? Все те же спальные районы, те же особенности постсоветской эпохи”. Приехала, можно сказать, чтобы убедиться в своей правоте. Но Вильнюс стал для меня настоящим открытием.
В первую неделю войны я на несколько дней улетала в Германию, думая, что там будет безопаснее и надежнее. Но, если быть честной, Германия – это страна для иностранцев, а я себя таковой не ощущаю. Мне очень хочется вносить свой вклад в то сообщество, в котором я живу. Поэтому я почти что сбежала из Германии и вернулась в Вильнюс. Здесь мне было и есть по-настоящему комфортно.
Когда я вернулась, город уже был украшен сине-желтыми флагами. Мне очень повезло с людьми. Хотя в первый день в миграционной службе, когда я пыталась понять, что делать, сотрудница сказала: „Вы приехали отдыхать, вот и отдыхайте. У вас есть девяносто дней”. Такой ответ показался мне немного циничным и неуместным. Но мы взрослые люди и понимаем, что в первые дни весь мир, включая Литву, наблюдал: выстоит Украина или нет? Я оптимист, возможно, даже неоправданный, поэтому для меня вопрос „выстоит ли Украина?” не стоял.
Вы упомянули, что вам важно вносить вклад в сообщество. Как это желание реализовалось здесь, в Литве?
Когда решился вопрос с жильем, для меня стало принципиально важным то, как мы, украинцы, будем говорить о себе. Существует много нехороших стереотипов об Украине, в том числе годами навязываемых Россией. Я человек из сферы культуры, долгое время работала журналистом, специализировалась в области культуры, мое второе образование – арт-менеджер. Мне хотелось показать, что Украина – это не только война. Да, все говорили о войне, все просили о помощи, и без этого было нельзя. Но для меня было важно донести, что в Украине очень много людей, которые на английском или любом другом языке могут рассказать очень важные вещи о нашей украинской культуре.
Я начала искать музеи и галереи для сотрудничества. Было много мероприятий в поддержку Украины, но это было не совсем то, что я считала правильным. Как говорится, хочешь сделать хорошо – сделай сам. Я нашла Музей истории Вильнюса и вписалась в их программу со своими предложениями. Я не художник, моя работа – это связи, идеи и переговоры. У меня не было своей коллекции, которую я могла бы показать, а все знакомые художники разъехались по миру, оказавшись в тяжелой ситуации. Собрать их, перевезти картины – все это было очень сложно.
Поэтому я решила, что важнее интегрировать в культурные мероприятия ученых и исследователей. Так и получилось. Музей как раз готовил проект, посвященный вильнюсскому району Виршулишкес. Для меня это было открытием – увидеть красоту и смысл в постсоветских спальных районах. Поскольку в Киеве таких районов очень много, нам украинцам было что сказать на эту тему. Я пригласила очень сильных украинских исследователей, и я счастлива, что они выступили и получили много теплого откликов. Проект получился настолько удачным, что позже я получила награду от Министерства культуры Литвы по программе для украинских деятелей искусства и арт-менеджеров.
Именно тогда у вас появилась идея создать собственную коллекцию?
Да, в разговорах с коллегами я поняла, что мне нужно что-то, что я могу показать физически, что-то свое. И тогда я осознала: я должна собрать собственную коллекцию. Волна внимания к Украине начала понемногу спадать, а мне хотелось продолжать действовать, ведь я здесь остаюсь. Я считаю, что получила здесь достаточно много помощи и участия: миграционная политика, отношение людей, их эмпатия и понимание, ведь Литва и сама в опасности – все это огромная поддержка. И я убеждена, что должна что-то дать этому сообществу, не просить, не жаловаться.
Я решила, что у меня будет коллекция живописи, посвященная мировой литературе. Это была прагматичная идея: эксперименты с современным искусством – это очень дорого, я не могу себе этого позволить. Поэтому я нашла в Украине художниц и предложила им: „выберите любую художественную книгу, которая вам нравится, и изобразите ее”. Так за два года у меня собралось пятнадцать работ, в том числе две по мотивам литовских книг – „Вильнюсский покер” и „Сибирское хайку”.
В чем уникальность вашей выставки?
Да, это своего рода квест. Когда коллекция сформировалась, я начала думать, как ее показать. В прошлом декабре, в предрождественское время, у меня состоялась выставка в библиотеке имени Мицкевича, и я счастлива, что они меня поддержали. Пришло неожиданно много людей. Позже выставка переехала в Валенсию.
Особенность в том, что картины не подписаны. Есть отдельный список работ с фотографиями – для ленивых. Но моя задумка была в том, чтобы незнакомые друг с другом люди угадывали сюжеты, знакомились и налаживали между собой связи контакты. В художественном мире это нечастая практика, обычно все по классике: картина, подпись, история. А у нас – игра.
С одной стороны, это не какое-то сверхсложное искусство. С другой – человек, который, возможно, немного опасается музеев, особенно музеев современного искусства, где смотришь на странное произведение и думаешь: „Это я чего-то не понимаю или меня обманывают?”. У меня на выставке человек не чувствует себя глупым. Он приходит и видит знакомых персонажей: Ивасика-Телесика из украинской сказки, Гарри Поттера. Детей не оторвать от домика Хагрида, взрослые узнают Дюма или Брэдбери. И даже если кто-то не читал Брэдбери, не стыдно в этом признаться – можно сказать, что читал в студенческие годы и забыл. Я могу напомнить сюжет. И человек уходит с чувством: „Я понимаю это искусство, значит, я умный. Это хорошее искусство и хорошие люди”. Цель достигнута.
Возвращаясь к личному, что было тяжелее всего оставить в Украине?
Сложно рвать в клочья и строить свою жизнь заново. И друзья, и дороги, по которым ты ходишь, и близкие – все это часть твоей жизни, и в один момент все это исчезает, растворяется в тумане. У тебя больше этого нет. Я помню, в какой-то момент я перестала чувствовать людей, которые остались дома. Мы живем в разных контекстах. У меня здесь спокойно, нет ни тревог, ни ракет. Когда мы были рядом, я их хорошо чувствовала, все, что я говорила или предлагала, было уместно. У нас было прекрасное взаимопонимание. А расстояние это разрушило. Разные контексты, разные ощущения, разный уровень напряжения. Это дистанция, которую, я не знаю, можно ли будет преодолеть.
Вы поддерживаете связь с близкими?
Мы время от времени общаемся, но контекст имеет огромное значение, и бывает сложно понять друг друга.
Как вас встретили литовцы? И чем, на ваш взгляд, они отличаются от украинцев?
Я очень люблю литовцев, особенно то, как они уважают личное пространство другого человека. У нас все-таки разная среда. Литовцы гораздо спокойнее, как мне кажется. Дистанция для них естественна, они менее нервные. В Киеве, в Украине, жизнь более напряженная, более интенсивная, я бы сказала, более „горячая”. Я ценю в литовцах и в Литве в целом это спокойствие.
Хотя иногда от самих литовцев можно услышать, например, про дорожное движение, что никто не умеет ездить и все сошли с ума. Я, как украинка, несогласна. В Литве очень спокойные водители, все уважают правила, никто не нервничает. Если хотите увидеть нервных – приезжайте в Киев, и вы поймете, насколько спокойно и безопасно можно чувствовать себя в Литве.
Вы упомянули, что в Литве чувствуете себя в безопасности, когда пришло это ощущение?
У меня не было момента, когда бы я не чувствовала себя в безопасности в Литве.
С какими трудностями вы столкнулись в первое время, когда решили остаться? Поиск жилья, работы?
Смотря что называть трудностями. Когда ты переживаешь, даже на расстоянии, такое серьезное событие, ты в моменте не чувствуешь, что с тобой что-то не так. Кажется, ну я же не под ракетами сижу, значит, у меня все в порядке. Но, конечно, ничего в порядке не было. Спустя время я поняла, что это было состояние высокого напряжения, низкой концентрации, сильной рассеянности. Были мелкие проблемы с поиском жилья – спрос был огромный, и квартиры, отличавшиеся от „комнатки Гарри Поттера”, исчезали очень быстро. Нужно было стараться не попасть на мошенников, а в таком расфокусированном состоянии это сложно.
Но я считаю, что мне во многом повезло. У меня было три месяца, чтобы прийти в себя и понять, на каком свете я нахожусь, а потом уже обустраивать свою жизнь. Мне повезло и с работой: я работала в IT-компании, и мой работодатель, в отличие от многих других, оказался порядочным – нам продолжали платить зарплату. Поэтому острой финансовой проблемы не было, и я чувствовала себя более-менее нормально. Но я знаю истории людей, которые выезжали автобусами из самых горячих точек, в чем были, ехали несколько дней, стояли на границе без душа и нормальной еды. У них, конечно, трудностей было гораздо больше.
Вы упоминали, что в Вильнюсе нет языкового барьера, так как достаточно русского или английского. Вы учите литовский?
У меня было три подхода, и будет еще. В первый год я ходила на групповые курсы, но они мне не подходят – по первому образованию я преподаватель французского, я все делаю гораздо быстрее, и мне жаль тратить временя чтобы подстроиться к темпу других людей. Потом я немного занималась с репетитором, но тогда у меня была огромная нагрузка на работе и в учебе – я получала второе высшее образование. Я поняла, что если добавлю еще и литовский, то не получится ни получить образование ни выучить язык. Пришлось выбирать. Сейчас я закончила учебу, работа у меня спокойная, так что я планирую четвертый подход. Мне хочется интегрироваться, ведь я прихожу на открытие арт-выставки, а все говорят по-литовски.
Что для вас доставляет больше всего сложностей в учебе литовского языка?
Он ни на что не похож! Не за что зацепиться. Лексика очень отличается.
Чем вы занимаетесь сейчас и какие у вас планы на будущее?
Я пишу грантовые заявки. И получается неплохо. Раньше я работала с американскими программами, а сейчас помогаю украинским компаниям выходить на европейский рынок. Мои планы на будущее? Управлять миром, конечно! [смеется]. А если серьезно, мне бы хотелось, чтобы классных, украинских компаний в Европе стало больше. Европейцы давно пользуются возможностями Евросоюза, а для украинцев это в основном новинка. Мы не привыкли рассчитывать на кого-то, кроме себя. Когда я рассказываю, что у них есть хороший продукт, который стратегически важен для ЕС, и что можно получить поддержку, для них это что-то новое. Я хочу, чтобы у наших бизнесменов было больше возможностей для роста.
И еще я бы хотела больше заниматься культурной дипломатией. Десятилетия культурного грабежа со стороны России сослужили нам очень плохую службу. Мне хочется, чтобы мы украинцы больше рассказывали о себе, разрушали мифы. Я хочу, чтобы у умных людей из Украины было больше возможностей транслировать свои идеи, нести нашу правду и находить партнеров для диалога.
И последний вопрос: у вас появились друзья среди литовцев?
У меня есть хорошие знакомые, но друзей пока нет. Наверное, еще мало времени прошло.
_________________________________________________
Месяц жизни в оккупации, рискованная эвакуация и сложный путь адаптации к жизни в новой стране. Ольга, беженка из украинского города Бердянск, рассказывает о том, каково это – выживать под гнетом захватчиков, почему страх за детей оказался сильнее привязанности к собственному дому, и как Литва, ставшая вынужденным пристанищем, со временем превратилась для нее в место, где она снова смогла почувствовать себя в безопасности.
Какие обстоятельства привели вас в Литву?
Я из Украины, из города Бердянск Запорожской области. Мы попали в оккупацию в связи с полномасштабным вторжением и прожили там месяц. Я была вынуждена с детьми покинуть город и приехать сюда, в Литву, 8 апреля 2022 года. Мой муж на тот момент уже три года жил и работал здесь. Выбора, по сути, не было. Мои родители тоже жили в Запорожской области, и линия соприкосновения остановилась прямо возле их района. Там шли бои, у них не было ни света, ничего. Поэтому мы поехали в Запорожье через Васильевку. Это была большая эвакуация, нас было шесть тысяч человек, мы стояли в поле всю ночь. Из Запорожья добрались до Днепра, а оттуда поездом до Хелма, где нас уже встретил муж со своим руководителем, который очень нас поддержал и привез сюда.
Ольга, какой была жизнь в оккупации?
Знаете, было ощущение, будто ты вернулся в какие-то старые моменты моего детства. Как будто играет радио, как во времена Советского Союза. Было очень тяжело слушать музыку которую они передавали по радио, слушать то, что они говорили. Очень болела голова. По радио мы слышали голос коменданта: „Добрый вечер! Вас приветствует комендант города Бердянск”. За этим следовали призывы доносить друг на друга, выявлять любую проукраинскую позицию. В те дни я не знала, „какой сосед является твоим врагом, а какой другом”.
Было очень тяжело пережить отсутствие интернета и связи. Мы неделю вообще не имели связи ни с кем, не знали, что с кем происходит. Мы поняли, что телефон – это вообще не нужная вещь, без зарядки он как кирпич. Было тяжело без отопления, так как газовые коммуникации повредили. Был февраль, и нам с детьми нужно было как-то выживать. Wi-Fi не работал, расчет только наличными, которые было очень трудно найти. Тяжело было придумать, что приготовить. Обычно это были бутерброды. На сухом горючем грели воду.
Страх стал вашей повседневностью?
Ходить в магазин было страшно. Чтобы купить хлеб, нужно было один день отстоять в очереди, чтобы записаться, а на второй день стоять в очереди – чтобы его купить. Любая возможность свободного передвижения и выбора отсутствовала. В очереди на тебя могли наставить автоматы и расстрелять, если ты проявишь свое мнение. Мы стояли с детьми в очереди за хлебом, и одна из бабушек сказала солдатам: „уходите отсюда, мы вас не ждали”. На нас тут же направили автоматы. Всякое бывало, все видели. Нельзя было доставать телефоны, нельзя было резко поднимать руки. Ты будто попадаешь в другое измерение, в подавленное состояние, и не хочешь никуда выходить. Главное, чтобы к тебе не пришли домой и твои дети не увидели, что что-то может случиться.
Вы знали о том, что происходит в Мариуполе?
Да, к нам начало ехать очень много людей оттуда. Они приезжали на разбитых машинах, одетые в наскоро наброшенные халаты, просто в чем вышли из дома. Многие были травмированы, им нечего было надеть. Мы приносили им одежду, все, что у нас было, хотя и сами уже почти ничего не могли купить. В наших группах все искали, где найти топливо, чтобы поехать и забрать кого-то, кто застрял в каком-то поселке, у кого-то из членов семьи оторвало ногу или он был ранен. Все пытались организованно помочь, потому что было очень тяжело. Заправки почти не работали, а если кто-то находил топливо, то за очень большие деньги.
Когда вы поняли, что надо бежать?
Было страшно. Вообще не хотелось уезжать. Мы только два года как переехали в свой дом, только закончили ремонт. Мне было непонятно, почему я должна покидать свое жилье. Но мне позвонили и сказали: „Оля, если твои дети увидят, что к тебе пришли, или домогаются, или еще что-то… у тебя дочь, ей уже почти тринадцать лет. Что ты будешь делать?” Мне стало очень страшно. Я поняла, что не знаю, как я это переживу. И этот дом не важен по сравнению с моей семьей, моими детьми.
Ехать было страшно, потому что официальной эвакуации не было, все на свой страх и риск. Мы постоянно слышали, что расстреливали первые или последние машины в колоннах. Красный Крест показывал нам фотографии расстрелянных автомобилей за городом, сотрудники этой организации искали у погибших людей документы, чтобы опознать погибших. Это вызывало огромную тревогу. Я клала детям в карманы записки с нашими данными на случай, если мы не доедем. Мы выехали 25 марта. А 24-го наши войска попали в корабль в порту, и после этого в городе начался такой „шмон”, что подозревали всех – и детей, и взрослых. Все было очень страшно. Как раз в это время под городом два дня стояли автобусы с гуманитарной помощью, которые не впускали. Мне позвонили и сказали, что на следующий день их развернут, и если люди не выйдут, они уедут пустыми. У нас как раз пропадала связь, но мне успели передать номера автобусов и время. Мы добрались за город, перешли пропускной пункт и сели с детьми в автобус, не зная даже, доедем мы или не доедем, и что с нами будет.
Что было дальше?
Путь в 190 километров до Запорожья был усеян блокпостами. Я насчитала 16 блокпостов. Это был не просто контроль, а непрерывный процесс унижения и расчеловечивания. Дети были очень напуганы. Они видели, как меня выводили из автобуса и раздевали на проверках. Они боялись, что меня не вернут. Я и сама не знала, в какую очередь меня поставят и что каждая из них значит. Нас продержали всю ночь в поле, не разрешали выходить. Уже не было ни воды, ни еды.
Как вас встретили в Литве? Какое вы почувствовали к себе отношение?
Для меня это был очень тяжелый период, потому что это эмиграция была фактически насильственной. Мне и детям пришлось бежать из-за угрозы насилия. Были свои психологические проблемы. Когда ты каждый день плачешь и хочешь домой, тебе ничего не интересно. Но в первый же день я пошла в центр для беженцев. Там была очень хорошая атмосфера, огромная поддержка, все было прекрасно организовано, даже детская комната с волонтерами. Мы не чувствовали дискомфорта. Однако сразу возникла серьезная проблема: нам не могли предоставить жилье, и никто не хотел сдавать квартиру семье с двумя детьми и маленькой собачкой. Мы звонили, говорили, что мы из Украины, с детьми – и нам отказывали. Даже когда директор ресторана, где работал муж, звонил и говорил, что подпишет договор на себя, все равно отвечали „нет”. Мы месяц переезжали из комнаты в комнату, жили в очень тяжелых условиях. Сын как-то сказал: „мама, у нас папа что, такой бедный, что так плохо живет? Давай заберем его домой”. Мне было очень тяжело объяснить детям, что сейчас мы не можем предоставить им те условия, которые у нас были, что дома который у нас был в Украине мы фактически лишились.
Как адаптировались ваши дети?
Несмотря на все трудности, детям в Литве понравилось. Огромную роль сыграла поддержка людей. Были организованы различные проекты, где дети могли играть, были батуты, аниматоры. Они рисовали, собирали конструкторы, смотрели мультфильмы. Их даже кормили. Они ждали этих дней. Эта поддержка дала возможность детям быстро адаптироваться. Но были и неприятные ситуации. Однажды на детской площадке в Жермунай (район Вильнюса), где мы жили, к моим детям подошли и сказали: „мы с украинцами не дружим, мы не за вас”. Они говорили по-русски. Дети пришли ко мне расстроенные. Я сказала им: „Не обращайте внимания, люди бывают разные. Не обижайтесь, просто больше не ходите на эту площадку”.
Украинцы сильно отличаются от жителей Литвы?
Да! (смеется). У нас более активные дети. Они максимально шумные, очень быстро двигаются, у них другие эмоции. Они какие-то слишком свободные, пожалуй. Если взять европейских детей, они спокойнее. Помню ситуацию в автобусе: сидят наши, украинские дети, незнакомые друг с другом, и тут же: „привет, привет! А что у тебя в телефоне?”. А когда мой сын так же подошел к литовскому мальчику, тот просто отстранился. Я говорю: „Мирон, остановись, ты нарушаешь границы человека”. У нас украинцев, на самом деле, нет проблемы заговорить с кем-то на улице. А здесь, если подойдешь к чужому человеку, на тебя так посмотрят…
Как у вас дела с литовским языком?
На данный момент я уже сдала экзамен на вторую категорию. Когда я только приехала, я вообще ничего не понимала. Думала: „Боже, что это за слова? Они ни на что не похожи”. Я пошла на курсы А1, потом А2, потом еще раз на А2. После этого я решила, что пора пробовать сдавать экзамен. Я не верила в себя, но учительница сказала: „Ты готова, иди”. Я пошла и сдала. Была в шоке. Я почти все понимаю, но мне все еще трудно говорить, не могу перейти этот барьер.
У вас не было искушения вернуться домой?
Куда? На оккупированную территорию? Категорически нет. Во-первых, чтобы приехать туда, мне нужно пройти фильтрацию. Учитывая мою гражданскую позицию – я волонтерила, помогала, ходила на митинги в Бердянске, поддерживала Украину, фильтрацию я бы не прошла. Мы видели, как избивали людей, как забирали активистов, кого-то возвращали, кого-то нет. Я не думаю, что у меня была бы даже возможность туда проехать. Поэтому дом не настолько важен. У меня есть дети, и у меня есть для чего жить. А остальное жизнь покажет.
Когда вы поняли, что Литва может быть вашим новым домом?
Я никогда не планировала оставаться здесь навсегда. Я бы хотела, чтобы мой дом вернулся, но не знаю, насколько это возможно. Как страна для проживания, Литва мне очень нравится. Здесь максимально все похоже на наше, даже кухня. Красивая природа. Но я год… год просто не могла, каждый день хотела домой, ничего не воспринимала. Хотя я сразу пошла на работу, пыталась социализироваться, волонтерить, но каждый день думала, что еду домой. А потом я съездила к знакомым в Польшу. Когда я возвращалась и вечером села в автобус в Вильнюсе, я поняла, что я дома. Это было такое чувство. Этот автобус ехал с желто-голубыми сердечками „Я люблю Украину”. Я поняла, что после Польши мне комфортнее здесь, в Литве. Вот тогда, через год, это и произошло. Я считаю, что я хорошо адаптировалась. У меня есть и работа, и машина, и жилье. Все, что могла, я сделала.
__________________________________________________
Ольга 23 февраля праздновала день рождения с родными, 24-го – началась война. Россия начала войну с Украиной. Для Ольги этот резкий переход от праздника к звукам сирен воздушной тревоги, взрывам стал началом пути в неизвестность. С одной маленькой сумкой в руках она покинула дом, оставив позади семью и всю прежнюю жизнь. Ее история – это рассказ о том, как в хаосе войны можно найти неожиданное человеческое участие и тепло в чужой стране.
Ольга, что вас привело в Литву?
Я помню тот день, конечно. Думаю, все украинцы помнят тот день. У меня 23 февраля был день рождения, и я праздновала его с родными. А 24 февраля началась война. Я очень хорошо помню этот день, потому что бомбить начали именно Киев и именно тот район, где я жила, на левом берегу. На самом деле, я никогда не забуду этот момент. Ночью мы с девочками поднялись на двадцать пятый этаж и смотрели на небо. Это было где-то в три часа ночи. И мы говорили друг другу: „Смотри, какое у нас классное голубое небо, а главное – чистое и мирное”. И символично, что через два часа нас начали бомбить.
Что с вами произошло дальше?
Паника. Все начали понимать, что нужно что-то делать. Я застряла со своей сестрой, подругой и котом в подвале на два-три дня. Мы ждали отца, чтобы он помог нам выехать из Киева. Потом я почти целый год пробыла в Лубнах, моем родном городе и так случилось, что по работе мне нужно было переехать. Мне дали список стран для релокации, и я решила, что нужно ехать в Литву, потому что мне очень нравится эта страна. И самое главное литовцы поддерживают Украину. И мне очень нравится климат. Поэтому выбор пал именно на Вильнюс.
То есть вы уже бывали в Вильнюсе раньше?
Да, я была в Вильнюсе. До войны я очень много путешествовала и была здесь пять лет назад.
Какой момент был для вас самым трудным: когда вы уезжали из Украины или когда приехали сюда, в Вильнюс? Что вызвало больше всего эмоций?
Если честно… На самом деле, было очень много таких моментов. Я помню, как ехала в Вильнюс на автобусе, у меня была одна маленькая сумка. Это была зима, очень холодно, и я понимала, что, возможно, в какой-то момент я домой в Украину могу больше не вернуться. Было очень тяжело покидать семью, потому что они не хотели уезжать. Я понимаю, у каждого своя жизнь, свой бизнес или работа. И мне было очень тяжело покидать именно семью, наверное, это был самый тяжелый момент. До сих пор, хотя я живу здесь уже три года, я очень скучаю по родным и друзьям. Мне очень не хватает моей семьи. У каждого своя судьба, и я… я очень скучаю по той жизни, которая была в Украине. Она была мирной. Наверное, самым тяжелым было то, что мне пришлось расстаться с семьей. Мы, конечно, поддерживаем друг друга, каждый день разговариваем, но… они там, а я здесь.
А они навещали вас здесь в Литве?
К сожалению, нет. Это я всегда еду в Украину.
Как изменилась Украина после начала войны?
У нас украинцев очень сильный дух. И несмотря на то, что у нас война, когда я приезжаю в Киев или в Лубны, я скажу честно: да, тяжело. Конечно, тяжело. Нужно понимать, что жить под обстрелами каждый день – это нелегко. Но эти глаза, эта жажда жизни – она так поддерживает. Когда я разговариваю с украинцами, все говорят: „Мы молодцы, мы все сможем”. И тогда я думаю: „Черт, нет ничего невозможного, наш дух никто не победит”. Украинцы просто… я не знаю, это невероятно. Я даже не могу подобрать слов, чтобы описать, в каком состоянии они сейчас живут, но они не сдаются. Да, тяжело. Но несмотря на это, все – оптимисты, все улыбаются, занимаются спортом, открываются рестораны, кафе, пьют кофе, работают под бомбами. А что делать? Выхода нет, надо жить.
Вы сказали, что ехали в Литву зимой, было холодно, с вами была небольшая сумочка. Как вас встретила Литва?
Очень много снега! (Смеется). Да, было очень много снега. Это было как раз перед Рождеством. Мне повезло, потому что меня встретила одна семья. Я им очень благодарна, так как я не могла найти жилье. Все было занято: Рождество, все квартиры на всех сайтах и в других местах были забронированы. Но я нашла сайт, где, скажем так, принимают беженцев. И было очень смешно, когда меня встретила эта пара. Оказалось, что мужчина – мой коллега по работе. Я не знала. Мы на тот момент работали в одной компании.
Литва встретила очень тепло, несмотря на снег, потому что люди всегда улыбались. Для меня Литва ассоциируется с людьми. Могу сказать, что Литва – это про людей. На моем пути здесь встречаются лучшие люди. Я очень благодарна Литве за поддержку. У меня много друзей-литовцев, именно литовцев, потому что такой поддержки я даже не ожидала здесь получить. Когда я приехала и все узнали, что я из Украины, мне начали помогать. Я говорила, что мне ничего не нужно, все хорошо. Но ко мне приходили и говорили: „Мы хотим тебя поддержать. Если тебе нужна еда, одежда, пожалуйста, скажи”. Я отвечала: „Да все хорошо, не волнуйтесь”. Но я никогда не забуду этот день. Меня поддержали все.
Когда вы в Литве почувствовали себя в безопасности?
Пока война не закончится, я никогда не буду чувствовать себя в безопасности, если честно. Конечно, здесь я чувствую себя хорошо. Но я понимаю, что пока там идет война, я не могу спать спокойно. На фоне этого у меня был очень тяжелый период в Литве. У меня были панические атаки, и мне нужно было пройти этот период самой. Но я справилась.
Как у вас обстоят дела с литовским?
Я его понимаю, на самом деле, но говорить немного трудно. На моей работе основной язык – английский, поэтому я общаюсь на нем, даже с коллегами. Если говорить о литовском, то, если мне нужно пойти в магазин, я, конечно, могу что-то заказать. Курсы в Литве есть, но для работы он мне, в принципе, не нужен. Но для себя я хочу его выучить, потому что я хочу проявить уважение к Литве. Так что я в процессе.
Вам легко или трудно изучать литовский язык?
Я сама переводчик, и в принципе, языки мне учить нетрудно. Литовский мне нравится, он очень интересный, разнообразный. Я знаю, что это очень сложный язык, если не ошибаюсь, один из древнейших в мире. Не могу сказать, что он легкий, это точно. Но, в принципе, очень много слов похожи на украинские, и я была, кстати, очень удивлена.
Что для вас стало самым большим и, возможно неожиданным открытием в Литве?
Неожиданно мне очень понравилась литовская кухня. Я так полюбила картошку! Черт, никогда не думала, что буду так любить картошку. Я очень люблю šaltibarščiai (холодный борщ). Конечно, украинская кухня а в особенности – борщ, это моя любовь, но литовская кухня – чудесная, люкс. И снова повторю и всегда буду это говорить: Литва – это даже не про природу, это про людей, я так благодарна литовцам. Поэтому, когда меня будут спрашивать о Литве, я всегда буду говорить именно о людях.
Ольга, мы говорили о войне. А теперь давайте поговорим о планах. Что вы собираетесь делать, когда война наконец закончится? Какие у вас планы на будущее?
Знаете, я думаю, одна из основных причин моих панических атак в том, что я очень люблю контролировать свою жизнь. Люблю иметь план на завтра и так далее. И я поняла, почему у меня были панические атаки: я всегда думала о будущем. Сейчас я сделала для себя вывод, что не хочу думать о завтра. Я хочу жить сегодняшним днем. Планы? Сейчас я живу в Литве. Как будет дальше, я не знаю, честно. Но скажу точно: мне очень нравится Литва, и я очень рада, что выбрала именно эту страну для релокации, потому что я чувствую себя здесь в безопасности, в тепле. Мне нравятся люди, жизнь. А что будет дальше? Честно, очень трудно сказать, потому что жизнь – это выбор, и она может меняться. Поэтому – carpe diem. Я живу сегодняшним днем.
