Выпускница ВГИКа, актриса Карина Брдар вернулась в Каунас с идеей создать детскую киномастерскую. Теперь она учит школьников из Kauno Aleksandro Puškino gimnazija русскому языку и актерскому мастерству, а также занимается организацией фестиваля короткометражного кино.
На улицах Каунаса почти не звучит русская речь, но в единственной русскоязычной школе города – гимназии им. Пушкина – все по-другому. А количество Пушкина на квадратный метр тут вообще зашкаливает: это и портреты, нарисованные детьми, и фото разыгранных театральных сценок, и фотоверсии картин с поэтом в стиле карантинного флешмоба “Изоизоляция”.
Каунас считается моноэтничным городом. Один из героев нашего подкаста, учитель литовского языка из Виленского края, когда рассказывал о сложностях изучения литовского языка теми детьми, для которых он не родной, сказал, что вот в Каунасе литовский язык чуть ли ни сам собой выучится в такой среде. Карина, вы из этого города. Расскажите, как вы стали учителем русского языка, как у вас с литовским?
Да, я родилась в Каунасе, но уехала в Москву поступать на актерский факультет и окончила его там. Работала в театре, на телевидении, в кино, но по семейным обстоятельствам вернулась. Я работаю с короткометражным кино, и мне было интересно, как дети это видят, что их интересует вообще сейчас, о чем они думают. Поэтому я пришла в школу с идеей кружка кино и театра – чтобы дети сами снимали и монтировали короткометражные фильмы, и писали сценарии тоже сами. Так получилось, что в один из моментов меня попросили заместить одного учителя в четвертом классе. Это продлилось около месяца. Может быть, подольше. Мы привыкли друг к другу – дети ко мне, я к ним. И родители попросили директора, чтобы со следующего года, с пятого класса, я стала классным руководителем. Я не собиралась приходить в школу как учитель, но так сложились обстоятельства, и теперь я очень рада этому.
Но ваш вопрос был о русском языке, о литовском. Наша школа интересна тем, что здесь есть и литовские классы, и русские классы. В литовских классах обучение проводится на литовском, но пять раз в неделю у них есть русский язык, и они слышат этот язык в школе. Так же и русскоязычные дети. И у нас не только русскоязычные, приезжие из Украины, из Беларуси, но даже есть, например, дети из Венесуэлы, из Казахстана, из многих стран. Они очень хорошо вливаются, адаптируются, потому что школа многокультурная. В русскоязычных классах дети тоже слышат на переменах литовский язык и обучаются. Мне кажется, это делает проще процесс изучения языка – и одного, и другого.
Если это сравнивать со школой тех времен, когда Вы сами были в качестве учащейся, а не учителя, то что изменилось? Вы тоже в русскоязычной школе учились?
Да, я училась в русскоязычной школе. Мне кажется, поменялось очень многое. Наверное, разговор об этом будет очень длинным. И само образование стало меняться, появляются новые возможности, новые технологии. Уроки стали вестись по-другому – кто-то проще к этому относится, кто-то быстрее адаптируется, кто-то не боится этих новшеств и вводит, и смотрит, что работает, а что нет. Какие-то старые, проверенные методы работают и сейчас, ими пользуются учителя. Время изменилось, и дети тоже изменились. Поэтому и метод обучения изменился.
Дети изменились в лучшую сторону? У нового поколения совершенно другой доступ к информации – это большие возможности, но и большие искушения. Тот же пресловутый TikTok. Вы смотрите видео в “ТикТоке”, или ваше кино, ваше актерское мастерство совершенно другого рода?
Да, конечно, совершенно другого рода. И я не против “ТикТока”, но я его не смотрю, как-то по-другому воспитана. Мы не можем говорить: вот это плохо, вот это хорошо. В каждом времени есть что-то хорошее, что-то плохое – так же и с этими технологиями. Я учусь педагогике в VDU (Университете Витовта Великого в Каунасе. – Прим. ред.), и моя работа дипломная как раз посвящена этому. Наши дети сами организовывают кинофестиваль и снимают фильмы на мобильные телефоны, делают все мобильным телефоном. То есть они монтируют, они макетируют там плакаты, они создают титры, они создают музыку – они даже пишут музыку! – играют и, конечно, пишут сценарий этого фильма, его снимают. Моя цель была именно оттянуть внимание от некоторых вредных вещей, от этих игр бессмысленных – в творческую среду. Чтобы они начали творить этим мобильным телефоном. Детей, наверное, нужно немножко направить, я считаю так. И конечно, должен быть контроль за тем, что они делают на просторах интернета. Он может дать огромные возможности, ресурсы, но да, есть и пагубное влияние. Надо здесь, мне кажется, лавировать.
Скажите, дети, которые приходят в ваш кружок… или это студия? Как это правильно назвать?
Мы назвались мастерской театра и кино.
Дети, которые пришли в вашу мастерскую театра и кино – они мотивированы стать творцами и, может быть, даже не сразу публиковать свои работы, работать какое-то время в стол, искать себя, искать свой сценарий, или есть все-таки заточенность на то, чтобы контент был мгновенным? Снял, и этот контент надо опубликовать, собрать лайки, и тут же двигаться дальше?
Вы знаете, вообще про лайки никто у нас не говорит (смеется). Я вижу, что им нравится сам процесс, и они очень много раскрывают в себе. Например, некоторые начинают петь. Да, у нас был момент, когда мы пели песни из известных кинофильмов. То есть они посмотрели великое кино мировое, от итальянских фильмов до американских, русских, и литовские даже есть фильмы тоже, и они пели песни из этих кинофильмов. Например, учителя музыки говорят, что они не дают такие песни на уроке, потому что они сложные. Но дети репетировали, и они репетировали долго и много, и учителя были удивлены, что конкретно у этого ученика такой голос, оказывается, есть! Дети, конечно, все хотят себя показать, это естественно, и поэтому мы организовали кинофестиваль для учеников. Это был первый кинофестиваль в Литве. Причем все готовилось онлайн, да и фестиваль проводился онлайн, но мы пока ограничились Каунасом. Ребята прислали очень интересные работы о Каунасе, как они видят этот город. И лучшие работы теперь будут показаны на международном кинофестивале, который пройдет, когда Каунас будет культурной столицей Литвы, в 2022-м году, в апреле.
Карантин и пандемия помешали привычному течению учебы. Но если школы были вынуждены – хотят не хотят, готовы не готовы, – переходить на дистанционное обучение, потому что невозможно отменить учебу в школе, то многие кружки просто закрывались. В онлайн-формате некоторые виды деятельности практически не осуществлялись – например, хор в музыкальных школах часто отменяли, потому что не получится петь перед камерами хором, это все не зазвучит, не совпадет. Скажите, а ваша мастерская пострадала от пандемии, или вам как-то удалось перейти в онлайн, как с фестивалем?
А вы знаете, я считаю, что любые ограничения только идут на пользу (смеется). Тогда мысль начинает работать. Все привыкли так, ну вот так и идем, идем, идем. Раз – и цензура вводится, или еще какие-то вещи запрещаются, или нет денег на отличную декорацию. Тогда начинает мысль работать по-другому. Дети записывали аудиосказки, перешли вот на это. А потом, конечно, когда стало понемногу открываться, то у нас уже был написан сценарий кинофестиваля. То есть мы писали сценарий, мы репетировали песни, а потом встретились, и уже могли это снять. Мне кажется, именно сказки очень многое дали. Читать сказку было и полезно – дети включали свои же рассказанные сказки братьям, сестрам.
Карина, вы сказали, что на онлайн-фестиваль прислали свои работы дети из Каунаса. Значит, речь идет не только о детях из вашей школы?
Совершенно верно. Присылали дети из разных гимназий, школ Каунаса. И у нас было две номинации: дети с пятого до восьмого класса – три призовых места, и с девятого по двенадцатый три призовых. Не только наша школа получила призы. Жюри было международным уже тогда, были работники кино или люди, как-то связанные с кино или театром. Например, от Литвы был актер кукольного театра. Были в жюри из Испании, Италии и из республики Сербской. Наш кружок принимал участие именно в организации, мы не делали кино – специально не участвовали дети из кружка. Но они отбирали то, что было прислано. Было немало присланных работ, и уже потом они отобрали, и жюри оценило.
Фильмы, которые снимают дети, не только на русском языке или, наоборот, не только на литовском? Какой у них язык? И это игровое кино или все-таки не игровое?
Мы учимся, и так конкретно не отделяли игровое кино от неигрового – прислали нам несколько игровых, и были очень интересные, необычные работы. Но в основном это было документальное кино. Снимали какие-то каунасские акценты, была интересная работа о транспорте Каунаса, одна из гимназий представила работу о себе. В основном документальное кино – видение человека своего города, или о знаменитых людях его, или о событиях, или о архитектуре, жителях.
Вы сказали, что в вашем кружке дети, которые на уроках не могли раскрыться, раскрылись даже неожиданно для своих учителей. Как вы думаете, Карина, с чем это связано? И как вы с детьми работаете? Это скорее сотрудничество или такая менторская позиция, сверху?
Абсолютно свободная. Я даю полную свободу им, я практически не участвую. Могу куда-то направить, но они абсолютно всё делают сами. И мне это очень нравится. Я могу что-то посоветовать, я могу выбрать, но из предложенного им. Когда они предложили, когда они сделали, они внесли в это часть своей души, своего времени, труда, и они по-другому начинают к этому относиться. Почему они раскрываются? Потому что их меньше. Очень сложно на уроке увидеть каждого. Большой класс сидит, и невозможно за эти 45 минут всех раскачать. А здесь у нас больше времени, меньше группа. И мы в разных местах собираемся – и в школе, и на улицах Каунаса бывает. Мы проводили занятия в подземельях под ратушей. В нестандартной обстановке, когда у них есть свобода, я вижу, что они намного интереснее, умнее нас, креативнее. Они могут придумать то, что педагогу даже и в голову не придет.
Что было неожиданного для вас из тех работ, которые прислали на фестиваль? Чего вы не ожидали от ребенка, допустим, и вот увидели: ну надо же, такой угол, такая точка зрения, такое видение?
Ну вообще всё. Я была удивлена… ведь дети не снимают кино. Это был эксперимент. Ну есть какие-то кружки, и с некоторых кружков нам тоже присылали свои работы. Нам было важно, что, может быть, эта работа будет менее профессиональная – но сделанная именно ребенком. В ней есть наивность, есть часть души. Он, может быть, не умеет сделать так правильно (а кто знает, как правильно?). И вот тогда именно эти открытия и происходят – когда ты видишь, что это сделал конкретный ребенок, но несмотря на то, что я окончила актерский факультет, я давно работаю в кино, таких работ я не видела. Это действительно свой взгляд. Может быть, воспитанный на том же самом “Тик-Токе”, но фильмы наполнены смыслом. Фильмы, которые говорят нам что-то через визуальные образы, через музыку, звуки. В целом я была удивлена, всему.
Существует такая проблема, начиная с детского сада, когда воспитатели начинают давать детям первые задания. Например, скоро Рождество, будут давать задания на рождественские поделки. Обычно это задание, которое выполняется совместно с родителями. И были случаи – даже у меня, как у мамы, – когда мой ребенок сделал эту аппликацию сам, но в результате его за это не похвалили, а наоборот, сделали ему замечание: у тебя там криво, не входит в шаблон вот этот зайчик. Он не так приклеен аккуратно, как если бы он с мамой это делал. А в кино вы чувствуете, когда ребенок делал все сам, пусть где-то и криво, а когда была направляющая рука взрослого, который как раз эту кривизну сгладит, но зато даст какой-то свой шаблон, свой стереотип: вот так надо, так правильно?
В кружке они как раз-таки вообще отделяются от родителей совершенно, не пользуются помощью взрослых. Они хотят творить, потому что они знают, что каждый из них уникален, удивителен, что каждый из них сделает лучше, чем любой родитель. Хотя я не против работы вместе с родителями, это тоже очень хорошо. Но если уж конкурс детский, будьте любезны, мы не оцениваем родительские работы. Конечно, это всегда будет видно, и в присланных работах было видно. Где-то и можно помочь – смонтировать или как-то направить, но основная часть должна быть выполнена ребенком. А что касается нашего кружка, то вы знаете, я сначала делила на старшую группу и младшую группу. Но они так здорово стали работать вместе, особенно на съемках кино. Мы делали не только кинофестиваль, но и короткие фильмы – и сейчас продолжается процесс, мы монтируем то, что было снято в прошлом году. Так вот, этот процесс у них очень здорово происходит вместе, когда младшие, пятиклассники-шестиклассники, с одиннадцатым-двенадцатым классом работают вместе. И оказалось, что и старшие не чувствуют себя, что мы тут, взрослые, с маленькими работаем, ну а маленьким-то совсем это нравится. Взрослые (я называю взрослыми одиннадцатый, десятый, девятый даже класс) берутся за монтаж или написание сценария. Хотя дети иногда высказывают идеи очень неожиданные и интересные, и что-то оттуда берется. Что касается кружка, то родителей туда они сами не пускают.
Они вас называют Карина или Карина Сергеевна?
Да, они меня называют Кариной. Когда я пришла в школу, действительно, только так называли. Я работала, например, в университете в Москве, и там меня студенты тоже называли только по имени – хотя мы называли на ”вы” друг друга, но по имени. Когда я в школе стала работать уже и учителем русского языка, то это немного режет слух здесь остальным, и поэтому иногда они называют меня Кариной Сергеевной. Но если мы едем на съемку, то Кариной.
Вы пришли в школу, получается, неожиданно для себя. Как думаете, за что вас полюбили те дети, которые стали просить вас остаться их учителем?
Не знаю, это лучше спросить у них. Я… их люблю. Я принимаю их, мне они очень нравятся. Тут, наверное, взаимная любовь друг к другу. И потом, когда у меня появился и другой класс, и третий, то… не знаю, мне нравятся дети. Просто мне нравится работать с детьми. И это было открытие для меня самой. Мне казалось, что, вот, со студентами хорошо, все понятно. Они взрослые,а здесь нужно успокоить их как-то. Мне нравятся эти дети, вот и всё. И они, наверное, так же воспринимают. И взаимное отношение ко мне.
Как поменялась учеба во время пандемии, когда те же дети, но отделенные экраном от своего учителя?
Я думаю, вам отвечали на это одинаково все учителя, потому что да, одним детям это подошло – их никто не отвлекает, они дома сидят, и их результаты стали лучше. Для кого-то это было катастрофично, потому что ребенок не может сконцентрироваться и не может даже включить этот компьютер. И не хочет, он ленится. Он не подключается или придумывает что-то. И самое важное, я думаю, родители, как они работали с детьми. Чрезмерно работали с детьми или же давали детям свободу. Присматривали, чтобы они подключились и работали, и высылали вовремя свои задания, а не делали бы задание за детей. Это основная проблема, мне кажется.
Карина, вы человек кино и работали даже и на телевидении. А для вас лично формат удаленной учебы был удобен, нравилось сидеть перед этой камерой и отчасти, наверное, играть на публику через экран. Или нет, и для вас были какие-то сложности, связанные именно с таким форматом?
Нет, мне не нравилось. Да, конечно, я актриса – перед тобой камера, ты спокойно работаешь. Но это другая сфера абсолютно. Да, это в чем-то театр, где ты должен держать аудиторию. Но намного больше энергии тратится, чтобы эту аудиторию сдерживать. Чтобы внимание держать, нужна другая техника, что ли. По-разному работаешь онлайн и вживую. Но я думаю, что теперь мы никуда от этого не уйдем, и наверное, будут эти возвращения в онлайн. Это открыло очень много [возможностей] для тех, кто не может ходить в школу – они могут подключаться. Или когда учитель болеет, возможно, он сможет подключаться из дома и работать на класс таким образом. Я думаю, что такая практика будет в дальнейшем, поэтому к этому надо относиться как к части работы учителя. Но нравится ли мне это? Нет. Надо по-другому работать – вживую, нежели онлайн.
Пока я ехала в Каунас, я общалась с нашими слушателями и читателями о том, какие есть вопросы со стороны родителей про учебу в школах национальных меньшинств. И мне прислали такой интересный комментарий, сейчас я его зачитаю. Рената написала: “Самая грандиозная проблема – это преподавание литовского языка в школах национальных меньшинств как родного. Ну и, конечно, качество учебников – точнее, его отсутствие. Но это проблема для всех школ”. И ее поддержала другая женщина, Мила. Она сказала: “Насчет учебников – это действительно проблема, для русскоязычных школ учебники на русском не выпускают. На русском языке, литературе и истории дети пользуются учебниками 30-летней давности. Жаль, что учителей эта проблема не волнует, иначе она бы решалась на уровне министерства. А родители молчат”. Скажите, Карина, по каким учебникам вы работаете? Это учебники 30-летней давности, или у вас есть какие-то новые издания. И вообще, волнует ли вас проблема учебников?
Я думаю, что учителей в целом волнует этот вопрос. Но ведь учитель тоже может выбирать. Да, основной учебник – тот, который принят министерством, школой. Но вносить можно все что угодно. Не идти, как идет этот учебник, а вносить своё. Презентации делать, задавать определенные задания детям, брать любую другую литературу. Это зависит от учителя.
Но вот у вас в школьной библиотеке есть какие-то новые учебники, или это действительно старый фонд?
Нет, учебники новые есть. Да, есть вопросы и к новым учебникам. Не стоит думать, что старые – это плохие, а новые – это хорошие. Не всегда так бывает. Я бы комбинировала учебники, те и другие, беря самое хорошое из одного и из другого. Ну и дополнительно еще. Есть основа, но мне интереснее сделать самой. Я правда немного работаю в школе – второй год, как я учитель русского языка. Я не могу сказать еще, что плохо, что хорошо, оценить качество учебника. Когда я прихожу в класс, я вижу, что нужно конкретно этому классу. Так никакой учебник не подойдёт. Нет идеального учебника – я бы об этом говорила. Что ни класс, у каждого свои особенности, свои потребности. Один не поймет этим языком, другой другим, и поэтому к каждому классу ищешь свой подход ты. И делаешь, чтобы им было интересно. Мне кажется, самое важное, чтобы на уроке было интересно, тогда дети будут учиться. Не всегда удается вызвать этот интерес, но я стараюсь.
Русский язык – это основа и литературы, и кино, и театра. Но на уроках, очевидно, вам много времени приходится уделять правилам. А правила приходится заучивать, это довольно скучная рутина. Не то, что в мастерской – ты приходишь, и вот, раскрой себя, покажи свою душу, дай нам свой взгляд. Тут нельзя дать свой взгляд. Как в вас это совмещается? Приходится переключать какой-то внутренний тумблер на строгого учителя, который дает правила, или нет, правила тоже можно как-то осмыслить творчески?
Вероятно, их можно как-то творчески осмыслить… Но мне это не мешает. Знаете, роль тоже нужно выучить. Есть текст, сидишь и учишь его. А дальше можешь проявляться как угодно. Мы договариваемся с детьми. Например, если они учат правила, они не получают домашнюю работу. Если они не только выучили, но и могут применить это правило, естественно. Поэтому мы не так часто в этом году делаем домашнюю работу, они обычно готовят правила.
Русскую литературу вы тоже ведете у этих детей?
Да, литературу я веду.
А скажите, в литературе помогают ваши актерские навыки? Может быть, вы ждете от детей ненаигранного, более взрослого чтения стихотворений?
Да, конечно, моя профессия играет в этом большую роль. Для меня, может быть, не так важно, забыл ли он там два слова или три слова, когда читает. Главное, чтобы он понимал, о чем он читает наизусть. Мне важнее не вызубренный текст, а понимание текста. Оцениваю и не столько артистичность даже, потому что у каждого ребенка свои особенности – кто-то может по-актерски, кто-то не может, но важно понимание: о чем я говорю?
Некоторые герои предыдущих выпусков упоминали, что во время пандемии появилось много способов схитрить с домашним заданием. В том числе, где-то подсматривать и камеру ставить так, чтобы это оставалось за кадром. И поэтому некоторые дети читали стихи с завязанными глазами – доходило до такого. Скажите, а у вас такого не было?
Нет, ну я просила иногда повернуться в сторону. И тогда всё становилось ясно – есть ли там бумажка или нет. Конечно, дети будут придумывать. И хорошо, и пусть придумывают обходить это. Творчество везде, во всем, мысль работает. А что, в наше время, когда не было онлайн, что, не было шпаргалок, что ли, никаких? Ну естественно, они были. Видели это учителя? Какие-то видели, а какие-то нет. Здорово, молодец, так сумел списать, что никто не увидел.
Многие взрослые, вспоминая свои школьные уроки литературы, понимают, что формалистичное преподавание в школе, заученные ответы и какой-то стандартный взгляд, которого ждали от них в сочинениях – это убило интерес к произведениям, которые давались школьной программой. Часто люди потом их перечитывают с удивлением – оказывается, это так интересно все было. То ли в силу возраста тогда не поняли, то ли из-за того, что это спускалось сверху в виде обязаловки. А вы, Карина, довольны школьной программой? Вы находите, как ее творчески преподнести именно в плане обязательных произведений? Есть сейчас список книг, которые надо прочитать летом, например?
Я думаю, что, всё-таки, учителя сами могут выбрать, также исходя из интересов детей, того или иного класса. Да, есть списки. Но школьная программа – просто школьная программа. У нас есть, например, Чехов. Пожалуйста, берите рассказы Чехова, дополнительно читайте любой из них. Да, конечно, есть произведения, которые обязательно нужны. Но я думаю, что больше зависит от того, как подать и как рассказать об этом произведении. И я могу что-то дать дополнительно к школьной программе. Главное, чтобы они хотели и им было интересно. Пока интересно, мне кажется. А там посмотрим. Я тоже учусь вместе с ними. Я тоже прохожу эту школьную программу заново, и для меня был первым этот пятый класс. Теперь я вот в шестом учусь.
После школы вы уехали учиться в Москву. Вы скучали по Каунасу? Вы не думали, что вернетесь?
Да, я никогда не думала, что вернусь. И я скажу откровенно, я никогда не любила Каунас. И только когда я вернулась, я увидела его совсем по-другому. Ну и он изменился, Каунас сейчас совершенно другой. Мне очень нравится наблюдать за продолжающимися изменениями. Но я вернулась по семейным обстоятельствам. Я думала, что это будет такой перевалочный пункт, что я двинусь дальше. Это был понятный мне город, знакомый – здесь живут мои родители, родственники, друзья. Теперь я полюбила его.
А за что можно не любить Каунас из прошлого и любить Каунас настоящий? Это связано только с какими-то проектами городского благоустройства, или все-таки в городе меняется что-то более существенное? Может, даже в плане людей и каких-то коммуникаций с людьми. Или, может, вы выросли за это время и можете взглянуть на город по-другому?
Безусловно, изменения архитектурные и благоустройство – это тоже, ведь глаз радуется, когда ухожено, когда отремонтированы дороги, и так далее. Это все тоже важно. Но я думаю, что изменилась я, что-то изменилось во мне. Выросла или не выросла, не знаю. Просто изменилась. И сейчас этот город стал мне дорог. Мне было тяжело в последнее время в Москве, она была для меня слишком тяжелой, большой. И мне было ужасно жаль времени, которое я трачу на переезды из одной точки в другую. Я работала в трех местах, и это были три разные точки Москвы. Часы тратишь на это движение. Я не хотела этого. Поэтому я очень радуюсь этому небольшому, удобному городу. Я люблю ходить пешком.
То есть на работу вы ходите пешком?
Да, часто я хожу на работу пешком, и люблю это делать. Но я не так далеко живу.
И по дороге вы видите что-то кинематографичное?
Да этот древний лес Ажолинас я вижу. Да, кстати, наш фестиваль так называется – Ąžuolynas. И мне очень нравится, что дети настояли на этом. Им хотелось, чтобы это было литовское название, чтобы литовское стало известным в мире.
Я знаю, что после Москвы у вас еще был крымский период. Можете рассказать пару слов об этом?
Не знаю, насколько я могу говорить о Крыме…
Когда я согласовывала это интервью, это оказалось непросто. Я обращалась сначала в администрацию школы, потом в Kauno švietimo skyrius (Управление образования Каунаса. – Прим. ред). Мы как раз оговаривали, что это интервью исключительно про культуру, про образование, про жизнь общины, и ни в коем случае не про политику. Поэтому я, разумеется, не буду спрашивать, чей Крым. Но тогда у меня в голове возник другой вопрос. Может быть, даже не менее острый. То, что происходило в последние годы, внесло определенное напряжение в общество, разломы прошли между нациями, но скорее, даже и внутри семей. То есть эти вопросы поделили по-живому. А как вашей школе удается оставаться вне политики? Вам, например, как учителю? Ведь ходят дети из разных семей, у них разный общественно-политический бэкграунд. Как это удается оставить за порогом школы? Вы чувствуете какое-то напряжение из-за того, что приходится обходить какие-то моменты? Или нет? Тяжело, когда какую-то тему нельзя трогать? Не стоит трогать, и особенно с детьми не стоит.
Абсолютно так. Не нужно трогать, и никто не трогает. И тогда все спокойно. Я понимаю, что у каждого может быть своё мнение, и все это понимают. Я не чувствую никакого напряжения от того, что я не могу касаться. Меня это не интересует. У меня есть своя цель – чтобы дети знали русский язык, чтобы они читали. У меня есть цель, чтобы дети развивались в творческом плане, использовали мобильный телефон во благо. Чтобы они познавали его технические возможности. Что можно озвучивать фильмы мобильным телефоном, что можно монтировать фильмы, можно писать музыку, и так далее.
Вы учите детей русскому языку. Русский язык в Литве применим не только если дети, окончив школу, захотят тоже поехать учиться в какие-то российские вузы? Внутри Литвы вы видите эту востребованность?
Это огромная культура. Это литература, которая ценится и признана всем миром. И каждый образованный человек, я считаю, должен быть знаком с этим языком, читать. Если уж он учится на русском, то пользоваться этим языком. Язык всегда дает очень многое, его не носить за плечами. Что касается востребованности, то я думаю, есть разные периоды. Есть, когда язык более востребован, когда менее, но в любом случае, язык развивает ребенка. И да, есть много дискуссий о том, что с одним бы справиться языком, а тут еще второй, и третий, и четвертый. Но я сама знаю не один, и не два, не три, и мне это только помогало всегда в жизни и в профессии.
А сколько языков вы знаете и есть ли среди них сербский? У вас такая интересная фамилия, Брдар. Правда, на сайте школы вы еще значитесь под старой фамилией – Ситкина.
Да, сербский есть в этом списке языков, которые я знаю. Мой муж серб, известный сербский режиссер, и я очень горжусь, что ношу его фамилию. Скоро на сайте школы тоже поменяется.
Какие главные изменения пандемия принесла в вашу жизнь, Карина?
Если мы говорим о личной жизни, то с супругом мы живем уже долгое время, долгие годы, но наш брак не был официально зарегистрирован. Так получилось, что во время пандемии я осталась здесь, а он в Сербии. И полтора года мы не могли встретиться… Это был очень тяжелый период, потому что официально я никто для него, а он никто для меня. Поэтому, когда представилась возможность, этим летом мы вступили в брак.
Я вас поздравляю! Это, наверное, самое радостное событие пандемии, о котором я слышала за последнее время, говоря с учителями.
Этим выпуском мы завершаем проект “Zoom за разум”, но не завершаем свою работу, и будем выпускать новые материалы. До новых встреч!
Проект финансировался из средств Департамента по делам национальных меньшинств при Правительстве Литовской Республики
