Около 13 млн. жительниц ЕС в течении 12 месяцов стали жертвами физического насилия – по данным Агентства Европейского Союза по основным правам человека. Две из пяти женщин пережили психологическое насилие со стороны своего партнёра. Сегодня мы поговорим о домашнем насилии с Виланой Пилинкайте-Сотирович, экспертом Центра Равных Возможностей (лит. „Lygių galimybių plėtros centras“).
Говоря о домашнем насилии, часто забываем об аспекте равенства полов. Почему он так важен?
Когда говорим о домашнем насилии, не нужно забывать о том, что равенство полов – это главное средство в борьбе с этим явлением. По данным статистики, из ста процентов именно 80 – жертвы женского пола. Да, от этого страдают и мужчины, но агрессорами они становятся чаще (около 90 проц. всех насильников). Примечательно, что мужчины чаще страдают именно от мужчин. В случае женского насилия, чаще всего агрессорами бывают матери, бьющие своих сыновей.
Одной из причин такой диспропорции являются общественные предубеждения. Считается, что женщины – не ровня мужчинам, а они в свою очередь имеют право «учить» членов семьи, как они должны себя вести и вводить свои правила, которые все обязаны соблюдать. Женщина в такой семье обязана «обслуживать» мужа, как в быту, так и в плане сексуальных отношении. Если она отказывается это делать, мужчина ставит её «на своё место».
Такое видение семьи приходит из патриархальной культуры. Оттуда и все шутки о том, где находится место женщины и что она «друг человека». В обществе часто считают, что насилие спровоцировала сама жертва, которая виновата в том, что не сделала всего, чтобы избежать беды. Многие люди считают, что бьёт – значит, любит. Даже мужчины, находящиеся во власти, позволяют себе говорить комментарии о том, что, мол, почему здесь так мало женщин-профессионалов. Это не имеет ничего общего с реальностью, потому что в Литве больше 60 проц. людей, закончивших ВУЗ-ы – женщины. 60 проц. выпускников, защитивших магистратуру – женщины. Они также более активны в сфере занятости – тоже более 60 проц. Возможно, таким руководителям просто не хочется, искать женщину-профессионала.
Ведь чем разнообразнее место работы, тем больше надо обсуждать будущие решения и замечать разные аспекты деятельности. Когда среда гомогенная, идеи принимаются очень быстро, потому, что все думают одинаково.
Примеры Скандинавских стран показывают, что проблематику неравенства полов и домашнего насилия нужно решать на совершенно другом уровне, чем мы это делаем сейчас. Там быть насильником – ужаснейший позор.
Тогда почему такие традиции всё ещё популярны?
Они передаются из поколения в поколение в момент процесса социализации. Когда ребёнок подрастает, такие суждения внедряются в его сознание как норма. Очень трудно менять представление о том, какой должна быть девочка, потому что до шести лет это очень сильно дословно вбивается в голову как одна единственная, верная правда. Надо учитывать факт, что таких «правд» учат не только родители, но и школа. Там говорится о том, что девочка должна сдать свои позиции, ей нельзя драться и активно себя проявлять. Надо иметь в виду, что взрослые, видя, как молодёжь пытается делать что-то другое, как люди более авторитетные, начинают всех учить. Нормы меняются (хотя и медленно), когда таких активных молодых становится всё больше и больше.
Как меняется статистика, связана со случаями домашнего насилия?
Это связано с превенцией таких случаев в регионах. Закон обязывает самоуправления заниматься превенцией домашнего насилия. Одни подтверждают программы, которые втягивают разные институции и полицию, как это, например имеет место в самоуправлениях Келме, Таураге или Укмерге. Эффективность такой работы зависит от того, как полиция видит решение этой проблемы и сотрудничает ли с организациями здравоохранения и соц. работниками.
Нужно обратить внимание на один нюанс. Если по статистике цифры случаев домашнего насилия возрастают, значит, проблема действительно решается. Это показывает, что потерпевшие доверяют системе и не боятся обратиться за помощью. Если ей не доверяют, тогда нигде и не обращаются. Тогда цифры кажутся очень маленькими. Особенно нужно обеспокоиться в случаях, когда высокие цифры резко падают. Они показывают сокращение доверия.
Какие ещё методы превенции нужны, чтобы случаев домашнего насилия действительно стало меньше?
Во-первых, нужно менять способ разговора о домашнем насилии. Замечаем, что жертвы слышат очень много обвинений в свой адрес. Также расстраивают слова представителей правоохранительных органов о том, что закон о борьбе с домашним насилием не требуется, не работает и не изменит ситуацию. Это оказывает очень негативное влияние на понимание всей системы. Выходит, так оставляем семью одну со своей бедой, мол, пусть сами с собой разберутся. Если закон не работает, нужно делать всё, чтобы он начал действовать. Может, надо его дополнить каким-нибудь пунктом или менять другие правовые акты.
А ведь сотрудничество разных организаций, о котором упоминалось раньше, тоже не является простой вещью. Надо втягиваться в механизм такого сотрудничества и делиться между собой полученной информацией (что сейчас очень сложно). То есть, знаем, что нужно делать, но не знаем, как. Поэтому надо говорить о позитивных примерах, а не ныть по поводу закона.
Думаю, стоит говорить и об общем просвещении общественности. В это входят и систематические разговоры. То есть, некоторым кажется, что если проблема «растворяется», то про неё можно и забыть, только вот никакие проблемы никогда сами не растворяются. Их нужно постоянно обсуждать. Тем более, что мало говорится о систематическом домашнем насилии. Ведь оно начинается не с побоев, а с психологической травли и унижения. Жертве обидчик говорит, что она всё выдумывает и пренебрегает партнером. Такие манипуляции встречаются в семьях любого социального слоя.
Ещё одна проблема – часто случается так, что проект был написан, службы по нём работали, тогда план закончился, а будут ли далее над нём вести работу, не понятно.
Какая главная цель жертвы, обратившейся в органы правосудия? Конечно, найти безопасность и привести к ответственности виновного в этом деле. Печально, но из-за плохой работы органов полиции жертвы часто разочаровываются. Наказания часто не обязывающие, после которых агрессор возвращается к жертве и снова ей угрожает. Чаще всего, обидчик получает денежный штраф, что является ударом в семейный бюджет и вызывает чувство стыда у жертвы.
В одном интервью Вы сказали, что чаще всего агрессор получает просто абсурдное наказание – домашний арест. Изменилось ли что-нибудь в этом плане за последнее несколько лет?
Такое наказание действительно не имеет места быть, потому что жертва, требующая безопасности, её не получает, а её дать – приоритет органов безопасности.
Проблема в том, что каждая организация, которая обязана помочь жертве, на то, как оказать помощь смотрит с разных точек зрения. Шведский и американский опыт показывает, что чем больше организаций втягивается в борьбу против домашнего насилия, тем больше они обязаны думать об безопасности жертвы. У нас нет общего согласия между такими организациями, даже наоборот считается, что вместе работать невозможно. Но ведь если в других странах это сделали возможным, значит, и у нас может получиться?
Наказания, регламентируемые Уголовным кодексом, не подстроены под аспект равности полов. Тот же домашний арест – он может быть присуждён за другие преступления, но в борьбе против домашнего насилия он просто бессмысленный. Наказания должны быть составлены так, чтобы наказуемый не вернулся второй раз на скамью подсудимых. Для этого надо изменить отношение виновного к женщинам. Об этом говорят и научные исследования. В одном из них, учёные взяли интервью у 105-ти мужчин, когда-то убивших своих партнёрш. У каждого из них очень разные биографии – от рождения в очень уважаемых в обществе до асоциальных семей, разный школьный опыт и воспитание. Единственное, что их объединяет – отношение к женщинам. Все опрошенные оценивали женщин как распущенных либо как «принцесс», которым нужно показать своё настоящее место. Из-за этого индикатора проявляется систематическое насилие. Я хочу сказать, что какими бы не были наказания, они не имеют смысла, если виновный не изменит отношения к женщинам. Если он не вернётся к бывшей жертве, то найдёт себе новую.
Для полноты картины расскажу об исследовании из Украины, который меня совершенно потряс. Мужчин спрашивали, о какой девушке они мечтают. Ответы выглядят как типичный портрет насильника. Ответившие признались, что хотели бы, чтобы их девушка зарабатывала меньше, чем они, чтобы была от них зависима, послушная, делала бы всю домашнюю работу, присматривала за семьёй и т.д. То есть, это типичные патриархальные представления об идеальной женщине. Только очень маленький, совсем незначительный процент опрошенных заявил о том, что хочет девушку автономную, с амбициями, которая бы делилась с партнёром своими обязанностями. Да, кто-нибудь скажет, что это всего лишь Украина, но, думаю, делали бы у нас похожее исследование, результаты были бы идентичными.
Возвращаясь к наказаниям – можете ли Вы сравнить иностранный опыт?
В Австрии, когда происходит случай домашнего насилия, полиция ведёт себя более дискретно. Рассчитав уровень опасности, они могут выселить насильника на неделю из дома прямо здесь и сейчас. Это позволяет закон. Если агрессор ломает приказ о выселении, тогда начинаются уголовные процессы. Практика показывает, что в том случае, если насилие только начинает проявляться, такие меры помогают предотвратить ухудшение ситуации.
В Болгарии был принят закон, основан на американской практике. Потерпевшая может обратиться по гражданским мерам в суд, чтобы получить ордер о защите. При этом уголовный процесс ещё не начинается. Такой ордер говорит о том, что насильник обязан уехать из места жительства. Если он не соглашается, тогда есть возможность подать апелляцию и судиться. Ордер действует полгода с возможностью его продлить. Это хорошая мера по превенции насилия. Да, можно жаловаться в суде, но это связано с потерей денег и времени, что отпугивает насильника. Такое можно организовать и у нас, но этого не происходит, потому что власти считают, что такое невозможно. Сами судьи из Болгарии признавались нам, что первое время были испуганы этим законом, но их к этому готовили – учили, что такое системное насилие, как его узнать. Для этого нужно было изменить всю систему. В первый год таких ордеров не выдали много – судьи не чувствовали себя готовыми. Теперь они признаются, что это – хорошая практика, потому что она работает и делает свое дело.
В Испании был принят очень комплексный закон. В него входит и безопасность, и превенция, меняющая все стереотипы по половому признаку. Закон регламентирует, как в школах надо говорить о насилии, гендерных стереотипах. Для этого пересматриваются учебники. Охранять от насилия тоже нужно по принципам гендерного равенства. В нём тоже есть возможность получить ордер по защите жертвы, которого очень не хватает у нас. Да, такой закон было сложно внедрить, он даже был обжалован в Конституционном суде. Там ответили, что он никак не может противоречить Конституции. При том, что его обжаловали только из-за половой концепции.
Вместе с Лаймой Вайге Вы сделали исследование, во время которого беседовали с женщинами, пережившими домашнее насилие. Расскажите о процессе исследования.
Я бы не сказала, что искать собеседников было сложно, потому что мы их искали по личным контактам. Но мы также обращались в специализированные центры помощи. Там работающие специалисты рекомендовали нам некоторых людей. Чаще всего с нами говорили женщины, психологически уже справившиеся с этим, т. е., те, которые могли на случившиеся посмотреть со стороны. Сами женщины признавались, что решились на интервью поэтому, что хотели своим примером помочь другим.
Исследование делали в 2014-2015 г.г., когда практика борьбы с домашним насилием была молода. Мы хотели посмотреть, как Литва готовится к принятию Директивы о защите жертв. В ней очень понятно расписаны правовые и коммуникационные аспекты общения с жертвой насилия. От того, как органы правопорядка будут общаться с жертвой, зависят её дальнейшие действия.
Исследование показало – когда женщины встречали полицейских, с пониманием смотрящих на ситуацию, они с охотой шли на сотрудничество. Если натыкались на издевки, безразличие либо просьбу справиться самим и больше не вызывать полицию, жертвы больше не идут за помощью.
Во время беседы узнали, что самих жертв часто обвиняли в происходящем, например, спрашивали, зачем она живёт с этим мужчиной. Извините, но это не в компетенции полицейского. Мы не знаем, почему жертва с ним живёт, но другие исследования говорят о том, что после разрыва с агрессором, риск погибнуть с его рук увеличивается в 6 раз. Жертвами руководит страх, потому что они не знают, что происходит у насильника в голове. Американские учёные утверждают, что жертва – это контрольное поле агрессора. Когда женщина с ним, она знает, как он себя ведёт. Если она уйдёт, то не будет знать, как и когда он начнёт ей угрожать.
На портале «Будь сильна» (лит. „Būk stipri“) есть статистика по поводу предварительного следствия: сколько было процессов начато и по каким статьям. Я обратила внимание, что после того, как приняли закон о защите против домашнего насилия, уменьшилось число убийств, но стало больше серьёзных телесных повреждений. Напрашивается вопрос – а принятые меры действительно гарантируют безопасность? Чтобы ответить на этот вопрос, нужен постоянный мониторинг и финансовые средства.
Американская практика показывает: через 40 лет после принятия закона о борьбе с домашним насилием замечено, что число проявлений такого насилия упало на 50 проц. В Миннесоте, где закон был принят впервые, появились специальные программы по превенции и началось меж организационное общение и работа с насильниками. После того, как преступники прошли специальные занятия, 87 проц. не попали второй раз в объектив полиции. Это означает, что при наличии энтузиазма и системного подхода проблему можно решить.
